Если до обеда, как известно, не стоит читать советские газеты (к счастью, их больше не издают), то по той же причине российские агрегаторы новостей лучше не открывать вовсе. Тем не менее, мы все это делаем, чтобы узнать, например, об убийстве в диких степях Забайкалья, краже рельс под Тамбовом или даже, страшно сказать, заседании Еврокомиссии. Эта информация никак не влияет на обстоятельства нашей жизни, но в то же время сказывается на поведении — повышается  так называемый уровень тревожности.

Массовая тревожность не имеет рациональной структуры, и хотя можно попытаться замерять ее колебания и пытаться уловить тренды, смысла в этом будет немного. Дело не в отсутствии социологических инструментов или нехватке аналитической мощностей. Хаотизирует процесс количество потребляемой информации, ее формат и качество. Одна страшная новость, прочитанная в советской газете, была бы не равна десяти новостям с тем же инфоповодом, прочитанным походя между другими новостными сюжетами агрегатора, а потом еще десяти, еще и еще. В то же время у массовой тревожности есть некоторый карнавальный флер. Согласно опросам, большинство людей больше всего беспокоят возможные болезни близких и детей. А вот это говорит о многом. О том, что в стране нет войны, голода, тотальной природной или техногенной катастрофы — иначе на первое место с списке тревог вышли бы эти беды.

Страхи из-за бедности, криминала или потери работы тоже на первых местах, что свидетельствуют о довольно стабильной жизни российского обывателя — хотя он, конечно, возразил бы на это с сильными эмоциями или без них. Парадокс в том, что более обеспеченный и стабильный быт жителей больших городов, в том числе Москвы, уживается с большей тревожностью, хотя в мегаполисах гораздо легче найти работу, чем в маленьких моногородах.  Естественный страх перед болезнью близких — это показатель нормального эмоционального и экономического состояния общества. Что ж, может быть, стоит потерпеть с чтением новостей хотя бы до ужина.